— Нн-у и шш-уточки… — дрожащим голосом проговорил Тимофей, нагибаясь над пиджаком.
Багрецов беспокойно озирался по сторонам.
«Конечно, ничего особенного, — размышлял он, вытирая рукавом мокрый лоб. Это луна виновата, иной раз она настраивает слабые человеческие нервы на всякую чертовщину».
Техник старался думать об этом приключении с издевкой, иронически. Он прекрасно понимал, что все сейчас объяснится, однако чувствовал себя в довольно глупом положении.
— Смотри, дыра, — прошептал Бабкин. Он стоял на коленях и, приподняв Димкин пиджак, осторожно заглядывал под него.
Вадим наклонился над отверстием. Дыра была правильной, круглой формы, диаметром примерно в пять сантиметров (у Багрецова точный технический глазомер). Вокруг дыры — развороченный дерн и свежая осыпавшаяся земля. Несомненно, что этого отверстия раньше не было.
Дыра оказалась глубокой. Длинный стебель полыни не доходил до дна, а когда Бабкин его отпустил, то стебель-измеритель беззвучно исчез, словно упал в глубокую скважину.
— Конечно, ее сделал не крот, — задумчиво процедил Тимофей и, помолчав, решительно добавил: — Определенно не крот.
— Убедил, — уже успокоившись, насмешливо проговорил Вадим, рассматривая в свете луны свой измазанный пиджак. — Этот крот мне чуть спину не прогрыз, показал он на темное пятно.
Пытаясь отчистить пиджак. Багрецов полез в карман за платком, поднял глаза и словно остолбенел.
Снова, как и в первую ночь их приезда, у подножия холма шла девушка в легком белом платье. Неслышными торопливыми шагами она мягко ступала по траве.
Опять Ольга!
Вот она подняла руку, поправила волосы, задумчиво погладила себя по щеке… Все… все… Каждое движение было знакомо Вадиму, словно знал он ее тысячи лет.
— Быстрее! — крикнул он и, схватив товарища за руку, потащил его вслед за девушкой.
Они бежали по светлому серебристому полю, освещенному луной. Впереди них летели две длинные тени. Одна смешно размахивала руками, словно это мчался по полю ветряк, оставив свое место на холме. Вдруг ветряк надломился и мгновенно стал короче.
Это Багрецов упал, запутавшись в траве. Тимофей ничего не заметил и побежал дальше.
Девушка подошла к подножию холма. Видимо, топот ног привлек ее внимание. Она оглянулась и тут же ускорила шаги.
Тимофей обогнул холм и в изумлении остановился.
Исчезла девушка, как одуванчик на ветру.
Тишина. Едва слышно шелестела низкорослая пожелтевшая полынь. Светила насмешливая луна. Она словно хотела сказать: «Видал чудеса. Бабкин, а?»
Плюнул от злости Тимофей, затем обшарил весь склон, все подножие холма, каждую ямку и каждый кустик, но… безрезультатно.
— Фокусы! Мальчиков нашла! — проворчал он и жёлчно наподдал комок сухой земли. Он постоял, затем прошел немного вперед, опустился на траву и, ползая на коленях, стал снова рассматривать склон. Ничего подозрительного. Отряхнув колени. Бабкин невольно взглянул на мигающие звезды и с раздражением дернул себя за нос. Действительно мерещится всякая чепуха! Вознесение девчонки на небеса!
Еще издали на фоне прозрачно-синего ночного неба Бабкин заметил долговязую фигуру Вадима. Тот шел по склону холма, будто ни в чем не бывало. Тонким и, как казалось Бабкину, противным голоском он напевал:
Заря моя вечерняя…
Звезда неугасимая…
Днем
рабочим
стала ночь нам.
В. Маяковский
Во взаимоотношениях наших друзей было немало грубоватой нежности. Они многое скрывали друг от друга, боясь показать излишнюю сентиментальность. (Этого особенно страшился Бабкин.) Им казалось, что легкая насмешка, подтрунивание над товарищем как нельзя лучше скрывали истинные чувства. Однако эта маскировка никого не могла обмануть. В институте среди комсомольцев часто говорилось о примерной дружбы между Багрецовым и Бабкиным. Она была требовательной, эта дружба! Тимофей однажды выступил на комсомольском собрании против Багрецова, когда разбирался вопрос о работе техников в лаборатории… Не хотелось бы вспоминать об этом, тем более что Вадим давно справился со своими ошибками — стал аккуратнее относиться к монтажу приборов, но в то время выступление Бабкина сыграло немалую роль в воспитании Вадима Багрецова. Что греха таить, было у Димки эдакое «вольно-поэтическое» отношение к технике, требующей высокой точности.
…Снова взобравшись на вершину холма, Тимофей глубоко погрузился в свои мысли и даже не обратил внимания на подошедшего товарища. За воротник залез какой-то испуганный обалдевший кузнечик. Он прыгал и царапался под гимнастеркой.
«Так… Сопоставим факты. — Бабкин уже более трезво стал расставлять, как по полочкам, свои наблюдения. — Вначале мы увидели приподнимающуюся землю… Затем завертелся пиджак… Конечно, он вертелся на «чем-то», поднявшемся из земли… На этом месте осталась свободная дыра — и все… Теперь дальше… В том же районе появляется Шульгина…»
— Ну, знаешь ли! — услышал Бабкин приглушенный шепот Вадима. — Час от часу не легче.
Приподняв голову, Тимофей увидел над собой вытянувшегося во весь свой длинный рост товарища. Вадим смотрел вниз на поля. Там перебегали, как гаснущие искры на пепле сгоревшей бумаги, веселые огоньки. Они были еле заметны в темноте, не похожие ни на автомобильные фары, ни на костры. Вот огоньки сгруппировались вместе, вытянулись в длинную цепочку, затем медленно поползли в разные стороны, по несколько штук в ряд.