Семь цветов радуги - Страница 62

Кузьма молчал. Он не поднимал головы, упрямо выставив лоб.

— Может быть, товарищ Тетеркин скажет, чем могла бы объяснить Анна Егоровна дергачевцам узоры на поле? — спросила Ольга.

— Я уже сказал. Виноват… Признался… Ну, что еще? — Кузьма задумался, рассеянно застегивая пуговицы на пиджаке. — Готов к любому взысканию… Пусть собрание решает.

— Собрание решит, — строго заметила Шульгина и приподняла свои брови. — Но ты сам понимаешь, Кузьма, насколько это нам все неприятно…

Ольга почувствовала странное, доселе не испытанное ею беспокойство. Будто это не комсомолец Тетеркин стоит сейчас перед товарищами, а она, Ольга, — это она отвечает за него, мучится и стыдится. Глаз не может поднять от пола.

«Да что же это такое? — старалась она овладеть собою. — Сама раскисла. Размазня ты. А еще секретарь!»

С тайным смущением Ольга вспомнила, как совсем недавно, придя домой после первого заседания бюро комсомола, когда ребята единодушно избрали ее своим секретарем, она долго стояла перед зеркалом и почему-то решила сделать себе простую гладкую прическу. Ей казалось, что так она будет выглядеть старше и главное — серьезнее. Смотрела на себя, сдвигала брови. «А ну, еще построже». Затем смеялась. «Ну, кто ты, Ольга? Кто? — спрашивала она себя. Обыкновенная, как тысячи девчат. Спичка из одного коробка… Не очень умна. Немного тщеславна. Упряма, самолюбива и обидчива».

Ей представлялось, что не таким должен быть секретарь комсомола… Вот и сейчас стоит она растерянно у рулевого колеса… Она штурман корабля, а куда повернуть, не знает. Ей неизвестно, какие встретятся на пути подводные скалы и мели. Воля собрания — это приказ капитана. Она ждет этого приказа.

Молчат ее друзья, и страшно неопытному штурману вести корабль сквозь мглу и туман.

Комсомольцы молчат. Стоит Тетеркин, понурив голову.

— Можно мне сказать? — раздался низкий голос в тишине.

С места поднялась Самохвалова — девушка с бусами. На ее круглых щеках пылал румянец. Казалось, поднеси к такой раскаленной щеке спичку, и спичка мгновенно вспыхнет.

— Говори, Самохвалова, — облегченно вздохнув, разрешила Ольга.

Девушка поправила на себе пышную белую кофточку и вышла в проход между партами. Смущенно перебирая концы кружевного платочка, который она держала в руках, Самохвалова негромко сказала:

— Меня и подругу мою Лену Петушкову товарищ Тетеркин на трактористок выучил… Большое ему спасибо за это, и не только от нас, но и от МТС, колхоза и от всех наших комсомольцев…

Сергей был доволен. Нашлось, кому заступиться за его брата. Однако, прислушиваясь к дальнейшим словам трактористки, пастушок понял, что его радость была преждевременной.

— Но, думается мне, — продолжала Самохвалова, в волнении теребя платочек, будто пытаясь разорвать его на части, — не по-комсомольски поступает товарищ Тетеркин сейчас на нашем собрании. Почему он все скрывает от нас? Вместе с ним наши трактористки добились экономии горючего. Премии получили…

— Я не стал получать, — перебил ее механик и снова уставился глазами в пол.

— Потому что совестно. — Девушка освоилась, стала говорить ясно и спокойно. — А где оно, это горючее? Почему мы не могли вспахать опытное поле? Когда пошли на склад, глянули, а там пустые бочки… Обидно нам за свои труды или нет?.. Обидно! Спросили мы у своего начальника — Кузьмы: «Как же это так все получилось?» А он отвечает: «Не вашего ума дело!»

— Погоди, Самохвалова, — перебила ее Анна Егоровна, вытянув вперед полную руку. — Кузьма говорит, что его трактор испортился. Вот потому он и пережег горючее.

— Нам он такого не мог сказать.

— Может, сейчас объяснишь про это дело, Кузьма? — мягко, как только могла, обратилась к нему Ольга. Ей показалось, будто Люд ее пальцами дрожит стол.

Тетеркин молчал. Он уронил кепку и сейчас смотрел на нее удивленными глазами.

Собрание загудело. Никогда еще в Девичьей поляне за все время существования комсомольской организации ни молодые, ни старые комсомольцы не встречались с фактами такого упорного запирательства. Кое-кто даже подумал, будто Тетеркин скрывает всю эту историю с горючим только потому, что куда-нибудь сплавил его, а сейчас боится признаться.

Невольно напрашивались самые невероятные предположения. Ребята были окончательно расстроены.

— Довольно тянуть! — крикнул кто-то из глубины класса. — Тетеркин не хочет с нами разговаривать.

— Ему и сказать нечего.

— Пора кончать!

— Что решило бюро?

Ольга подняла руку. Когда наступила тишина, она спросила:

— Значит, будем считать, что Тетеркин отказывается отвечать на наши вопросы?

— Ясно.

Все еще медлила Ольга, она выжидательно смотрела на Кузьму в надежде, что тот изменит свое поведение. Он скажет…

Упрямо сжав губы, Тетеркин старался не глядеть на товарищей.

— Разрешите тогда мне ответить за него.

Это сказал Бабкин. Он поднялся и, заложив руки за ремень гимнастерки, спокойно наблюдал за Ольгой.

«Вам?» — чуть было не вырвалось у нее. Но она быстро овладела собой и спокойно проговорила:

— Слово имеет товарищ Бабкин.

Тетеркин хотел было что-то вымолвить, но не решился и с грохотом сел за парту.

— Я не адвокатом здесь выступаю, — начал Тимофей, стараясь говорить возможно убедительнее. — И не собираюсь защищать товарища Тетеркина. Я думаю, что его основная ошибка заключается в том, что он не доверяет своим товарищам. Он готов принять на себя любую вину, получить любое взыскание, лишь бы сохранить в тайне свои опыты…