Семь цветов радуги - Страница 89

— Опять Кругляков за нормы тревожится? — спросила Анна Егоровна у Вадима, не поворачивая головы к присмиревшему парню. — Старая погудка! У нас он не один. Есть и бабы, из тех, что постарше, — они за него горой. Несознательные, конечно.

Кругляков сплюнул и вынул из кармана губную гармошку. Отчаянно завывая, надсадно он заиграл…

Симочка зажала уши, затем, подхватив Анну Егоровну под руку, заторопилась в клуб.

«Не легко председательнице, — думал Багрецов, направляясь вслед за ними. А Ольге? Буровлеву? Всем комсомольцам? Всем честным колхозникам? А мне? - снова вспомнил он неудачу с бурением. — Даже Кругляков упрекает. Откуда ему все известно? Надо сегодня же посоветоваться с Тимкой, что нам делать дальше».

По шатким ступенькам Багрецов вскарабкался на сцену. Приоткрыв занавеску, он поманил к себе Стешу.

Донна Анна подобрала шлейф и медленно проплыла к кулисе.

— Бабкина не видели? — спросил Вадим и тут же добавил: — Вы простите, что я сюда ворвался, мигом скроюсь.

— Можете не скрываться, — величественно разрешила Антошечкина. — Но почему вы именно у меня спрашиваете о Тимофее Васильевиче? — Она кокетливо повела плечами. — Не понимаю.

Вадим смутился. Нервно поправил галстук. Уж очень непривычно ему разговаривать с такой блестящей дамой, «Неужели это Антошечкина? — в изумлении спрашивал он себя. — До чего же хороша! — Он еле перевел дух. — Даже сердце запрыгало».

— Я потому спросил, что вы раньше меня домой пошли, — робко пролепетал Багрецов. — Может, встретили?

— Не хочу зря говорить, — по привычке начала Стеша, и тут Вадим сразу узнал ее, будто из-под грима показалось милое девичье лицо с золотыми веснушками. — Но сдается мне, — продолжала девушка, — что ваш друг чего-то новое придумал. Залез на сеновал и все аппараты ваши туда утащил… Я пришла его на спектакль звать, а он и слушать меня не захотел. Важным стал, через губы не плюнет… Ну а мы, конечно, тоже свою гордость имеем, — она вздернула носик, и на се лице появилась презрительная улыбка.

— Не обижайтесь, Стеша… Это он так. Я сейчас его притащу.

Техник ринулся к лесенке, но Антошечкина сделала ему знак остановиться.

— А вы что? Тоже не хотите смотреть? Конечно, у нас не Большой театр, куда вы каждый день, небось, ходите! Но вежливость надо понимать. — Девушка выпрямилась, стала выше ростом. — Я вас прошу остаться, — проговорила она, вновь превратившись в скорбную донну Анну.

Багрецов покорно склонил голову.

— Посмотри, Стеша. — Это подбежала Лаура. — Теперь у меня все в порядке? Может, еще где оборка оторвалась? — она на одной ноге повернулась перед подругой.

Стеша внимательно осмотрела ее туалет. Платье ярко-желтого, яичного цвета туго обтягивало плотную и ладную фигуру девушки. Казалось, ей тяжело было дышать в этом блестящем атласе, готовом сейчас лопнуть на груди. Но нет, костюм испанской актрисы прошлых веков пришелся впору трактористке Нюре Самохваловой. Высокий гребень в пышной прическе, черные кружева на платье, гитара в руках… Ну, чем не Лаура!

— Бусы свои сними, — безапелляционно заявила Стеша. — Их все знают, да и к этому наряду нехорошо. Самохвалова с сожалением сняла любимые бусы.

— Послушайте, донна! — с довольной улыбкой обратился к Стеше Вадим. Откуда вы достали весь этот театральный гардероб?

— Кое-что у бабушек осталось, переделали. А потом новые платья сшили. Вы чего же думаете, нам на эти дела правление денег не дает? Ошибаетесь!

Зазвенел третий звонок. Лаура метнулась за кулисы. Петька — «шум за сценой» — утащил ведро, вырвав его у Буровлева, который вот уже в пятый раз к нему прикладывался.

Стеша толкнула Багрецова к лесенке и, подобрав шумящую юбку, прильнула к занавесу. Через щелку она принялась разглядывать публику.

Собрались все, кто только мог ходить. Даже старый Кузьмич — дед с бородой, похожей на седой курчавый мох, — притащился в клуб и теперь, опираясь на палку, сидел в первом ряду, моргая слезящимися глазами. Ребятишки легли у его ног на сухой траве. Ну, прямо хоть сейчас снимай на карточку. Стеша вспомнила, что точно так же она и ее товарищи фотографировались, когда кончали школу. Смешная тогда получилась фотография; у всех оказались выпученные круглые глаза.

Девушка всматривалась в темноту. Там, за первыми рядами, смутно белели неизвестно чьи лица. Лампу выключили, и теперь ничего вдали не разберешь. Кто там сидит на бревнах? Говорили, что приедут гости из Дергачева — «партизанцы»; может, они запоздали? Стеша их не видала. Но не только гостей из соседнего колхоза искала глазами девушка. Неужели все-таки не придет посмотреть на ее игру Тимофей Васильевич?

Вадим незаметно проскользнул в зрительный зал и сел в ложу. Он узнал впереди себя Васютина., но не мог различить, кто еще, кроме него, находился в правой ложе.

Желтоватый свет рампы, как золотой дымок, поднимался вверх. Колыхался занавес, надуваясь, как парус.

Местный художник нарисовал на занавесе свою мечту. Нет, конечно, не только свою, а, пожалуй, мечту всех, кто сидит в этом зале.

Представьте себе девичьеполянскую главную улицу. Она уходит далеко-далеко, туда, где синеют поля. Яркий, до боли в глазах, солнечный день. По обеим сторонам Комсомольской улицы — колхозные дома. Вот здесь слева, правление колхоза, чуть подальше клуб — двухэтажный, с каменной лестницей у входа и с колоннами…

Такова мечта. И художник, и все ребята из ОКБ, и все колхозники знают, что такой будет Девичья поляна через три года. В один город соединятся несколько колхозных деревень. Однако какая же это мечта? Это просто общий вид будущего агрогорода.