Семь цветов радуги - Страница 96

— Это одной повезло, а остальных они таскают арканами за шею. Сережка рассказывал. Но не в том дело, пусть как хотят, так и таскают. Вот у нас в одном совхозе есть корова Послушница 2-я. Так она несколько лет подряд дает больше шестнадцати тысяч литров в год.

— Памятника не поставили?

— Вот еще придумала, — недовольно заметила Фрося, — корова тут ни при чем, дело в коровнице.

Стеша приподняла шлейф, подпрыгнула на одной ножке и негромко запела:

Ах, подружка моя,
Что ты так невесела?
Коровушку подоила,
Сразу нос повесила.

Она оглянулась на темные окна домов и, словно спохватившись, зажала себе рот рукой.

— Ну, а если по правде, — спросила Стеша, стараясь смягчить свою шутку, как ты прикидываешь, твоей Зойке далеко до Послушницы?

— И не спрашивай, — махнула рукой подруга. — Да если бы она у меня одна была, другие за ней и не тянутся. — Фрося сорвала с головы нарядную шляпку и стала ею обмахиваться, словно ей было жарко. — Лабораторию нам надо на ферму. Ведь мы боремся за каждый процент жирности молока.

Антошечкина молча опустила голову и вдруг заметила, что ее длинное платье волочится по земле. Быстро подхватив свой шлейф, Стеша со вздохом сказала;

— Тут тоже надо что-то придумывать. Соберем ОКБ. Вот только воду найдем.

Они шли молча, и каждая думала об одном и том же. Пора, ой, как пора взяться нашим комсомольцам за «второй цех», как часто они называли колхозные фермы. Сережкин магнитоуловитель и реостат в курятнике пока еще ничего не значат.

Неподалеку от Стешиного дома девушки встретили «длинного москвича». Он шел по другой стороне улицы и что-то бормотал себе под нос.

«Наверное, стихи читает», — решила Стеша.

Шелестя шинами, мимо проехали двое влюбленных. Они держались за руки и молчали.

Театральный разъезд заканчивался.

У маленькой витрины книжного магазина, недавно организованного в Девичьей поляне, стоял Сергей Тетеркин. Он облокотился на свежевыкрашенные перила и разглядывал книги.

Книги в витрине разные: по агротехнике, по животноводству, романы и повести, стихи. Вон на самом верху — пушкинские сборники. Блестят в свете луны золотые буквы на переплетах. Вон — Маяковский. Но где, в каких книгах прочитает Сергей-пастушок о том, как разгадывать непонятные записки?

Он еще перед спектаклем рассказал Ольге о своих предположениях. Шульгина все-таки считает, что бутылка послана какой-нибудь специальной гидрологической экспедицией, но, конечно, не у берегов Америки.

Сергей хмурился, сдвигал свои колючие брови и не хотел идти домой. Разве до сна ему!

В правой стороне витрины он тщетно пытался прочесть заголовок книги. Книга лежала в тени, только первые буквы названия четко выделялись на светлом переплете:

«Поис… — читал Сергей, и ему определенно казалось, что дальше должны быть две буквы «ки». — Обязательно в этой книге говорится о поисках. Чего? Подземных рек или каких-нибудь минералов?»

«Нечего разгадывать ребусы, — подумал он. — Скоро луна осветит весь переплет. Нужно только подождать каких-нибудь полчаса».

И Сережка ждал, потому что в эту ночь все равно не уснешь!

Тень медленно уплывала в сторону, словно с витрины незаметно стаскивали черное сукно. Появилась новая буква — «к».

Вот если бы так же легко разгадывалась «тайна» записки!

Может быть, только в этот момент невероятным показалось Сергею новое обстоятельство. Зачем нужно было запечатывать в бутылку одну часть разорванной записки? Он вынул из кармана этот загадочный клочок бумаги и снова — в который раз! — пытался проникнуть в тайну цифр и латинских букв.

Где-то совсем рядом послышалось жалобное мяукание. Сергей тревожно огляделся. Вероятно, кто другой и не обратил бы внимания на такой пустяк. Подумаешь, кошка! Но нет, у пастушка совсем иные принципы. Кошка — животное, к тому же млекопитающее, как говорится в книгах. Животное полезное, состоит на постоянной службе у человека, и если оно жалуется, то, видно, у него есть к тому серьезные причины.

Из-за угла дома, где помещался книжный магазин, показалась Сима Вороненкова. Как маленького ребенка, прижав к груди, она несла мяукающую кошку.

Сергей заметил, что ее задние лапы тщательно забинтованы.

Девушка подняла свой острый носик, высморкалась в маленький платочек, и тут пастушок заметил, что Сима плакала. Он сразу понял, зная ее характер, что ревела она из-за кошки. Ничего не поделаешь, слезливое существо эта Вороненкова.

— Кто это ее? — спросил Сергей, дотронувшись до бинта.

— Макаркина, — поднеся платочек к глазам, всхлипнула Сима. — Со злости как дверью хлопнет… Одну ногу совсем переломила.

Она стояла возле Сергея притихшая, маленькая и черненькая в своем темном простом платье.

У Сергея защемило сердце. Он не мог спокойно смотреть, как плачут девчонки.

Подошли Стеша и Фрося. Услышав, о чем идет речь, Антошечкина не удержалась и, придержав пышные кружева на груди, нагнулась и в сердцах плюнула:

— Простите, девчата, может, и не к лицу мне плеваться, но досада берет на эту чортову Макариху. Кошка ей на дороге стала! Думается мне, что эту Макариху в город надо отправить, пусть из нее все злые микробы повытаскают. Навязалась на нашу шею, злыдень ненавистная!

— На собрании о ней надо вопрос поставить, — сказала Фрося, поглаживая притихшую жертву Макаркиной.

— Из-за кошки? — с сомнением спросил пастушок.

— А как же? — по привычке накинулась на него Фрося, словно Сережка был виноват, а не Макариха. — Она не только кошку, она свою скотину лупит почем зря. Глядеть совестно.